Я — жертва, или как мы сами пишем сценарий боли. Психология виктимности.

Иногда мы говорим: «Мне не повезло». Иногда — «Все вокруг виноваты». Иногда — просто молчим, глядя на жизнь, как на неуправляемое кино, где нас зачем-то поставили в главную роль страдальца. Мы жалуемся на судьбу, на людей, на обстоятельства — и даже не замечаем, что повторяем одну и ту же фразу, слегка меняя слова: «Со мной опять это случилось». Но с точки зрения психологии, ничего не случается просто так. Мы не просто участники, мы — авторы своих историй. И если сценарий всё время повторяется, значит, внутри нас живёт архетип жертвы, или, говоря научно, — виктимность.

Это слово звучит тяжело, почти обвинительно, но на самом деле в нём нет осуждения. Виктимность — это не слабость, не “глупость”, не приговор. Это психологический механизм, который когда-то помог выжить, но потом стал мешать жить. Это привычка быть жертвой, даже когда борьба уже закончилась. Это внутренний образ себя — маленького, беззащитного, зависимого от чужих решений.

С детства человек, склонный к виктимности, учится выживать через покорность. Его не слышали, не замечали, не принимали всерьёз. Он узнавал любовь только через страдание: “будь хорошим — тебя полюбят”, “молчи — будет мир”, “терпи — иначе потеряешь”. Так формируется внутренний контракт с миром: чтобы быть нужным, нужно страдать. Чтобы не быть брошенным, нужно жертвовать собой. И потом, став взрослым, человек воспроизводит этот сценарий снова и снова.

Он выбирает партнёров, которые им манипулируют. Он устраивается на работу, где его недооценивают. Он помогает всем, кроме себя. Он боится сказать “нет” и обижается, что его не ценят. Он спасает, чтобы потом иметь право сказать: “посмотрите, как я страдаю”. И всё это — неосознанно. Потому что виктимность — это не выбор сознания, это выбор боли, ставшей привычной.

А ведь виктимность — это привязанность к страданию. Звучит жёстко, но правда в том, что страдание даёт смысл. Оно делает человека “особенным”. “Я тот, кого обидели”, “я тот, кто выжил”, “я тот, кто всегда борется”. В этой роли есть драма, есть глубина, есть внимание. Жертва может жаловаться, может обвинять, может страдать — и всё это создаёт ощущение, что жизнь продолжается.

Но беда в том, что эта роль — ловушка. Пока человек живёт в ней, он не живёт в реальности. Он не видит, что на самом деле может менять, что его сила — не в жалости, а в действии. Виктимность — это отказ от власти над собой. Это внутреннее “я не могу”. И чем чаще человек это произносит, тем больше в это верит.

Виктимное мышление почти всегда сопровождается внешним локусом контроля — то есть убеждённостью, что всё в жизни зависит не от тебя, а от других. От начальника, партнёра, государства, судьбы, планет. Человек с таким мышлением живёт в бесконечном ожидании: “когда всё наладится”, “когда меня заметят”, “когда мне дадут шанс”. И каждый раз, когда этого “когда” не происходит, он получает подтверждение своей старой установки: “видишь, я снова неудачник”.

Иногда виктимность маскируется под доброту. Это когда человек говорит: “я не могу отказать”, “я всем нужен”, “я привык помогать”. Но под этими словами часто прячется страх — страх потерять любовь, если начнёшь ставить границы. Так человек незаметно превращается в вечного спасателя — отдаёт всё, что имеет, а потом обижается, что никто не спасает его.

А ведь на самом деле, как ни парадоксально, виктимность — форма контроля. Жертва тоже управляет. Она управляет чувством вины других, их вниманием, их желанием защитить. И чем больше человек жалуется, тем больше он получает эмоциональной “подпитки”. Это не осознанная манипуляция — это психическая стратегия, где страдание становится способом не потеряться.

Если копнуть глубже, виктимность — это внутренний запрет на силу. Когда человек впервые сказал “я не могу”, он, возможно, действительно не мог — был слишком мал, слишком зависим, слишком уязвим. Но теперь он вырос, а фраза осталась. И психика, словно добросовестный архивариус, продолжает воспроизводить этот старый сценарий, не понимая, что времена изменились.

Психотерапевты часто сравнивают виктимность с программой, которая работает в фоне. Человек вроде бы живёт — строит карьеру, воспитывает детей, путешествует — но внутри всё время ждёт подвоха. Он не верит, что может быть по-настоящему счастлив. Он словно боится покоя — ведь покой значит, что нужно признать: теперь ответственность на мне.

Интересно, что даже тело “помнит” виктимность. Хроническое напряжение, тревожность, бессонница, психосоматические боли — всё это способы организма показать: внутри идёт борьба между желанием быть сильным и страхом потерять привычную слабость. По данным исследований Института психонейроиммунологии в Цюрихе, люди с выраженными виктимными чертами чаще страдают от мигреней, расстройств пищевого поведения и синдрома хронической усталости. Не потому, что они “слабые”, а потому что их тело постоянно живёт в состоянии ожидания удара.

Но самое сложное — признать, что **роль жертвы даёт вторичную выгоду. Она освобождает от ответственности. **Она позволяет не действовать, не рисковать, не выбирать. Ведь если ты жертва, то тебе можно не быть успешным, не быть решительным, не быть смелым. Можно просто страдать — и мир обязан сочувствовать.

И всё же в какой-то момент человек, уставший от собственной боли, начинает понимать: страдание перестало лечить. Тогда начинается другой путь — путь внутреннего выхода из виктимности. Это не революция, а медленное пробуждение.

Сначала приходит осознание: “Да, со мной поступили несправедливо, но теперь мой выбор — оставаться в этом или идти дальше”. Потом — гнев. Настоящий, здоровый гнев на то, что ты так долго соглашался. Этот гнев не разрушает — он возвращает энергию. А потом приходит тишина. Та самая, в которой впервые звучит фраза: “Я больше не хочу быть жертвой”.

Виктимность — не порок, а след от старой боли. Она говорит о том, что человек когда-то выжил. Но теперь пришло время не просто выживать, а жить.

Жертва живёт в мире, где все ей что-то должны, а взрослый человек — в мире, где всё можно сделать самому. И вот в этой грани между “мне должны” и “я могу” — проходит линия настоящего внутреннего роста.

Только тогда, когда человек перестаёт искать виноватых, и начинается его собственная жизнь — не по сценарию жертвы, а по сценарию человека, который больше не боится быть свободным.